В 1934 году русский эмигрант и литератор Владимир Пименович Крымов (1878-1968) опубликовал в парижском «Новом русском слове» забавную статью с воспоминаниями о собственной журнальной (не путать с журналистской) деятельности в дореволюционной России. В 1913 году он основал «Столицу и усадьбу» – едва ли не первый русский журнал в жанре «гламур и глянец», посвященный «светской жизни наших столиц, спорту, охоте, коллекционерству, и, особенно, жизни русской усадьбы в ее прошлом и настоящем». По замыслу Крымова, для повышения тиража в журнале «видное место должны были занять фотографии дам общества». Для тогдашней Руси это было совершенно непривычным; самим же дамам появление на страницах публичного издания казалось и вовсе неприличным. Крымов решил «пробить брешь»...
Пробивание бреши в пуританстве элиты оказалось задачей трудной и опасной уже потому, что журнал «покушался» и на альковы высочайших особ, хотя и поросшие быльем: за публикацию статьи о романе давно покойного Великого князя Николая Николаевича-старшего с балериной Числовой, родившей ему несколько внебрачных детей, на Крымова наложили штраф в три тысячи(!) рублей.
В воспоминаниях этого пионера отечественной «желтой прессы» есть и такая история:«Принц Ольденбургский, известный по борьбе с эпидемиями и по крутости характера, был внуком* Марии Николаевны, дочери императора Николая I.
________________________
* В.П. Крымов ошибается: принц Александр Петрович Ольденбургский был всего лишь женат на дочери Марии Николаевны и ее первого мужа, герцога Максимилиана Лейхтенбергского - Евгении Максимилиановне, урожденной светлейшей княжне Романовской, герцогине Лейхтенбергской. (Прим. автора журнала).
М.Н. была исключительно красивая женщина, превосходно сложенная и любила позировать перед художниками и скульпторами и в одежде, и без одежды.
Во дворце принца на Мойке**, среди других произведений искусства, стояла большая мраморная статуя работы скульптора Рауха, изображавшая М.Н. в виде Венеры. Я пробовал послать во дворец фотографа, но тот не получил разрешения. Тогда вызвался полковник Далматов, кавалерийский офицер, журналист и фотограф, и он сделал во дворце принца ряд снимков для моего журнала. Снял он и статую Великой княгини М.Н.
________________________
** Рассказчик опять путает: дворец Ольденбургских стоит на набережной Невы (Дворцовая набережная, 2; здание больше известно по размещавшемуся там в советские годы Институту культуры им. Н. Крупской). (Прим. автора журнала).
Всё касающееся высочайших особ нужно было посылать в придворную цензуру - я и послал. Но фотографии были в одном пакете, а набор в другом: на всё посланное поставили штемпеля придворной цензуры, всё было разрешено, но когда номер вышел, меня немедленно оштрафовали на три тысячи рублей, и было постановлено номер конфисковать.
И фотография статуи, и подпись отдельно не представляли ничего предосудительного с точки зрения придворного этикета; но когда подпись оказалась под фотографией, получилась неловкость.
У меня был друг егермейстер барон Кнорринг, ближайший друг императрицы Марии Фёдоровны. Он уже не раз помогал мне своими советами и указаниями; понятно, я немедленно обратился к нему, рассказал, как всё было. Поехал он завтракать в Елагин дворец ко вдовствующей императрице, после завтрака заехал ко мне - моя вилла была напротив, через Малую Невку на Каменном Острове. Он привез записку, собственноручно написанную императрицей М.Ф. Она уже видела этот номер и была очень взволнована, но он убедил ее, что если оштрафовать и конфисковать, то этим только придадут огласку, раздуют скандал, - лучше это дело замять, счесть простым недоразумением. Она согласилась.
Записка гласила: «В номере таком-то журнала «Столица и Усадьба» вкралась досадная опечатка. Подпись под иллюстрацией на странице такой-то должна значить, что статуя изображает не Великую княгиню Марию Николаевну, а изображает Венеру, и только принадлежала Великой княгине».
Так было в следующем номере и напечатано, штраф был сложен, и номер не был конфискован - но без остатка распродан…»
(«Новое русское слово», N 10026, 21 июля 1934 г.).
* * *
Выше – фрагмент той самой «крамольной» страницы журнала с фотографией, «невзначай» сделанной во дворце принца Александра Петровича Ольденбургского полковником Далматовым, несомненно заслуживающим звания первого русского папарацци.
Автор статуи, выдающийся немецкий скульптор Кристиан Даниэль Раух, был приглашен в Петербург для временной (по контракту) работы в 1840 году. Если правда, что дочь Николая лично позировала Рауху, то ей «на этой статуе» немногим более 20-ти лет. К слову, существует современный рауховой «обнаженке» живописный образ одетой Марии Николаевны (см. ниже; Кристина Робертсон написала этот портрет в том же самом 1840-ом).
Трудно сказать, употребил ли Крымов точное выражение, написав, что великая княгиня Мария «любила позировать перед художниками и скульпторами». И что значит «любила»? Она вполне естественно, просто в силу своего положения, принадлежала к числу самых портретируемых персон своего времени. Другое дело, что образ Марии дошел до нас не только в великосветском антураже (неважно – парадно-придворном, салонном или камерном), но и в «неофициозе»; среди последних особо выделяется один из портретов кисти Тимофея Неффа (см. ниже), но и эта работа была художнику заказана: ничьей музой в обычном смысле (как Лиззи Сиддал для Россетти или Гала для Дали) царская дочь не была.
Так или иначе, но для самого известного своего скульптурного изображения - для монумента отцу, что возвышается над Мариинской (ныне Исаакиевской) площадью) - Мария Николаевна живьем точно не позировала. Для аллегорического, а значит – полностью условного образа Силы (не физической, но державной), которой скульптор Роберт Залеман придал лицо Великой княгини Марии, живая модель глазам скульптора просто не требовалась.
Статуя строгой, но скорее юной Силы, какой она вышла у Роберта Карловича, имеет немного общего с роскошной 38-летней матроной (уже родившей семь(!) детей), какой Мария Николаевна предстает на портрете маслом, написанном Францем Винтерхальтером в 1857 году - в ту же пору, когда Залеман создавал образ Силы для монумента. Пожалуй, единственное, что роднит два образа – это осанка и "каменность" взгляда, а верней – твердость лица (поправка, уместная тем более, что у залемановой Силы не может быть взгляда в полном смысле этого слова: у глаз статуи нет зрачков).
Наверняка, именно этим своим властным выражением лица Великая княгиня Мария заполучила роль монументального персонажа, призванного олицетворять державную мощь империи Николая Первого: ни мать-императрица, ни две другие дочери Николая не смогли бы выиграть у Марии в «кастинге» на самое волевое лицо.
Александр Герцен, ненавидевший строителя «вертикали власти» во всех его жизненных и служебных ролях и оставивший словесный портрет императора, который восхитил потом Юрия Олешу (великого мастера литературной метафоры), «пересказывает» лицо его старшей дочери так:
«…Как-то Николай в своей семье, то есть в присутствии двух-трех начальников тайной полиции, двух-трех лейб-фрейлин и лейб-генералов, попробовал свой взгляд на Марье Николаевне. Она похожа на отца, и взгляд ее действительно напоминает его страшный взгляд. Дочь смело вынесла отцовский взор. Он побледнел, щеки задрожали у него, и глаза сделались еще свирепее; тем же взглядом отвечала ему дочь. Все побледнело и задрожало вокруг; лейб-фрейлины и лейб-генералы не смели дохнуть от этого каннибальски-царского поединка глазами, вроде описанного Байроном в «Дон-Жуане». Николай встал, - он почувствовал, что нашла коса на камень».
Русский диссидент явно испытывал уважительный восторг («ну ты, мать, сильна!») по отношению к кровиночке, которая уложила на лопатки родного отца в «гляделки».
* * *
Тут автор должен признать, что не может дальше писать о Великой княгине, испытывая вслед за Гоголем и Чичиковым все ту же восхищенную озадаченность, что сопровождается неспособностью трезво соображать. В самом деле: «Поди-ка попробуй рассказать или передать все то, что бегает на их лицах,.. - а вот просто ничего не передашь. Одни глаза их такое бесконечное государство, в которое заехал человек - и поминай как звали! Уж его оттуда ни крючком, ничем не вытащишь».
Личность и судьба Великой княгини Марии заслуживают много более пристального исследователя и гораздо более талантливого рассказчика, чем человек, всего-то собиравшийся сказать, что восседающая на льве аллегорическая фигура Силы в дубовом венке левой рукой опирается на круглый щит, в котором помещена едва ли не самая прелестная во всем русском монументальном искусстве стилизация российского государственного орла.
* * *
От автора:
Все цветные уличные фотоснимки для публикации получены трудами (и фотокамерой) 
canoe_ride.